Гришка минуту постоял под злобным взглядом Кольки, мысленно взвешивая – схватиться с ним или нет, потом решил, что невыгодно, и пошел за Воробьем.
– Ты Цыгана не бойся. Он сволочь порядочная, но мы ему намылим шею, зря беспокоишься. А тебя он теперь не тронет, – тихо проговорил Воробей, сидя рядом с Гришкой.
Гришка молчал и только изредка улавливал краем уха зловещий шепот черномордого противника:
– Янкель пришел. Янкель воюет.
Но класс не поддержал Кольку. Янкель уже завоевал сочувствие ребят, к тому же не в обычае шкидцев было травить новичков.
Где-то за стеной зазвенел колокольчик.
– Уроки начинаются, – объяснил Воробей и добавил: – Теперь, Янкель, мы с тобой все время будем сидеть на этой парте. Хорошо?
– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Янкель и впервые почувствовал, что наконец-то найден берег, найдена тихая пристань, от которой он теперь долго не отчалит.
За стеной звенел колокольчик.
Янкель дежурный. – Паломничество в кладовую. – Табак японский. – Спальня пирует. – Роковой обед. – Скидавай пальто. – Янкель-живодер. – Око за око. – Аудиенция у Викниксора. – Гога-Азеф. – Смерть Янкелю? – Мокрая идиллия.
Как показало время, Викниксор был прав, когда отрекомендовал нового воспитанника даровитым, способным парнишкой.
Так как способный Янкель уже около недели жил в Шкиде, то решили, что пора испробовать его даровитость на общественной работе.
Особенно большой общественной работы в то время в Шкиде не было, но среди немногих общественных должностей была одна особо почетная и важная – дежурство по кухне.
Дежурный, назначавшийся из воспитанников, прежде всего обязан был ходить за хлебом и другими продуктами в кладовую, где седенький старичок эконом распоряжался желудками своих питомцев.
Дежурный получал продукты на день и относил их на кухню к могущественной кухарке, распределявшей с ловкостью фокусника скудные пайки крупы и селедок таким образом, что выходил не только обед из двух блюд, но еще и на ужин коечто оставалось.
Янкеля назначили дежурным, но так как это поле деятельности ему было незнакомо, то к нему приставили помощником и наставником еще одного воспитанника – Косаря.
Когда зимние лучи солнца робко запрыгали по стенкам спальни, толстенький и меланхоличный Косарь хмуро поднялся с койки и, натягивая сапоги, прохрипел:
– Янкель, вставай. Ты дежурный.
Вставать не хотелось: кругом, свернувшись калачиком, распластавшись на спине или уткнувшись носом в подушку, храпели восемь молодых чурбашек, и так хотелось закутаться с головой в теплое одеяло и похрапеть еще полчаса вместе с ними.
За стеной брякал рояль. Это Верблюдыч, проснувшийся с первым солнечным лучом, разучивал свою гамму. Верблюдыч сидел за роялем, – это означало, что времени восемь часов.
Янкель лениво зевнул и обратился к Косарю:
– Курить нет?
– Нету.
Потом оба кое-как оделись и двинулись в кладовку.
Кладовая находилась на чердаке, а площадкой ниже, в однокомнатной квартирке, жил эконом. От лестницы эту квартиру отделял довольно длинный коридор, дверь в который была постоянно замкнута на ключ, и нужно было долго стучаться, чтобы эконом услышал.
Янкель и Косарь остановились перед дверью в коридор. Косарь, лениво потягиваясь, стукнул кулаком по двери, вызывая эконома, и вдруг широко раскрыл заспанные глаза.
Дверь открылась от удара.
– Ишь ты, тетеря. Забыл закрыть, – покачал головой Косарь и, знаком позвав Янкеля, пошел в темноту.
Добрались ощупью до другой двери, открыли и вошли в прихожую, залитую солнечным светом.
В прихожей было так тепло и уютно, что заспанные общественники невольно медлили входить в комнату эконома, наслаждаясь минутами покоя и одиночества.
В этот момент и случилось то простое, но памятное дело, в котором Янкель впервые выказал свои незаурядные способности.
Косарь стоял и силился побороть необычайную сонливость, упорно направляя все мысли к одному: надо войти к эконому. В момент, когда, казалось, сила воли поборола в нем лень и когда он хотел уже нажать ручку двери, вдруг послышался голос Янкеля, странно изменившийся до шепота:
– Курить хочешь?
Хотел ли курить Косарь? Еще бы не хотел! Поэтому вся энергия, собранная на то, чтобы открыть дверь, вдруг сразу вырвалась в повороте к Янкелю и в энергичном возгласе:
– Хочу!
– Ну, так, пожалуйста, кури. Вон табак.
Косарь проследил за взглядом Янкеля и замер, упершись глазами в стол.
Там правильными рядами лежали аккуратненькие коричневые четвертушки табаку. По обложке наметанный глаз курильщика определил: высший сорт Б.
Пачек сорок – было мысленное заключение практических математиков.
Взглянули друг на друга и решили, не сговариваясь: 40 – 2 = 38. Авось не заметят недостачи.
Так же молча подошли к столу и, положив по пачке в карман, вышли на цыпочках из комнаты.
Сонную тишину спальни нарушил треск двери, и два возбужденных шпаргонца ворвались в комнату.
– Ребята, табак!
Восемь голов мгновенно вынырнули из-под одеял, восемь пар глаз заблестело масляным блеском, узрев в поднятых руках Косаря и Янкеля аппетитные пачки.
Первым оправился Цыган. Быстро вскочив с койки и исследовав вблизи милые четвертушки, он жадно спросил:
– Где?
Дежурные молча мотнули головами по направлению к комнате эконома. Цыган сорвался с места и скрылся за дверьми.